А.В.Дрыночкин д.э.н., проф.:
СОПОСТАВИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ИТОГОВ ТРАНСФОРМАЦИИ В ЧЕХИИ И СЛОВАКИИ.
Чехия и Словакия — две страны, которые длительное время не воспринимались отдельно друг от друга. Очень сложно было упоминать Чехию без упоминания Словакии, и наоборот. Нахождение их в рамках одного государства обусловили тесное взаимопереплетение культурных, политических, экономических связей.
Однако, общим местом всех сравнительных исследований экономического развития Чехии и Словакии является тезис о безоговорочном отставании Словакии от Чехии вплоть до распада ЧФСР. Некоторые сложности для сравнения экономик Чехии и Словакии возникают при исследовании начального периода трансформации: с одной стороны, его традиционно относят к 1990 г., а с другой стороны, экономика Словакии фактически стала самостоятельной областью исследований только с распадом ЧСФР, т.е. с 1993 г. Поэтому не всегда можно выделить из общих для Чехословакии показателей отдельные цифры по Чехии и Словакии, но в целом можно предположить более тяжёлые последствия трансформационного спада для Словакии.
В целом, с началом трансформации пути реформирования экономик Словакии и Чехии стали постепенно расходиться. Надо заметить, что Братислава сознательно шла на реализацию иной модели экономического реформирования, нежели Прага. Модификация курса реформ была представлена в качестве одной из основных официальных причин развода двух республик. Опыт прежнего сосуществования Чехии и Словакии также выдвинул проблему ревностного отношения к используемым моделям, инструментам, концепциям и т.п. Ни одна из стран не хотела оказаться хоть в чём-то хуже соседа, будь то сроки вступления в ЕС или степень похвалы со стороны западных инициаторов трансформации.
Например, Словакию в середине 2000-х годов даже называли «татранским тигром» за показанные макроэкономические показатели (см. Таб.№ 1). Впрочем, Чехия, хотя и не удостаивалась такого неформального титула, постоянно находится на лидирующих местах среди стран Восточной Европы.
Таблица № 1
Сравнение динамики прироста ВВП Чехии и Словакии (%)
| 91 | 92 | 93 | 94 | 95 | 96 | 97 | 98 | 99 | 00 | ||||
| ЧЕХ | -9,7 | -2,3 | 1,1 | 2,4 | 6,2 | 4,3 | -0,7 | -0,3 | 1,4 | 4,3 | |||
| СЛК | -3,3 | -22,5 | -7,2 | 6,2 | 7,9 | 6,9 | 4,4 | 4,0 | -0,2 | 1,2 | |||
| 01 | 02 | 03 | 04 | 05 | 06 | 07 | 08 | 09 | 10 | ||||
| ЧЕХ | 3,1 | 1,6 | 3,6 | 4,9 | 6,4 | 6,9 | 5,5 | 2,7 | -4,8 | 2,3 | |||
| СЛК | 3,3 | 4,7 | 5,4 | 5,2 | 6,5 | 8,3 | 10,7 | 5,4 | -5,3 | 4,8 | |||
| 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | |||||||||
| ЧЕХ | 2,0 | -0,8 | -0,7 | 2,3 | |||||||||
| СЛК | 2,7 | 2,6 | 1,4 | 2,4 | |||||||||
Источник: CSO; НБ Словакии
Из данных таблицы следует, что словацкая экономика в трансформационный период развивается в целом быстрее чешской: в период с 1993 по 2014 гг. Словакия лишь трижды уступала Чехии по темпам экономического роста (в 1999-2000 гг. и в 2009 г.).
Можно ли сделать на основании данных таблицы вывод о том, что Словакия более успешна в осуществлении трансформации, чем Чехия? Однозначного ответа, пожалуй, дать нельзя. Тому есть множество причин, начиная с того, что ориентироваться при ответе на по сути гамлетовский вопрос лишь на один макроэкономический показатель, пусть и имеющий достаточно комплексный характер, очевидно не стоит, и заканчивая неопределённостью критериев завершённости трансформационного процесса.
Безусловно, отправные точки рыночных реформ в Чехии и Словакии были различны: Чехия была несомненно более развитой в экономическом отношении нежели Словакия. И поэтому более быстрый экономический рост ВВП Словакии может объясняться элементарным «эффектом базы».
Также можно было бы ссылаться на более уравновешенный (продуманный грамотный и т.п.) характер политики реформирования в Словакии по сравнению в Чехии, но эти оценки неизбежно будут носить существенный субъективный характер. К тому же реформы в обеих странах имели (а по мнению многих исследователей, до сих пор имеют) нелинейный вектор развития, «сопровождавшийся девиациями от абсолютизации либерально-монетаристских подходов до опоры на социал-демократические рецепты.» [1]Поэтому требуется привлечение дополнительных показателей.
С момента разделения Чехословакии обе страны приступили к формированию рыночной экономики по лекалам Вашингтонского консенсуса. Однако, при сохранении общей стратегической цели тактика выбиралась различная. В частности, Чехия на условной шкале «шоковая терапия ↔ градуализм» находились гораздо «шоковей» Словакии. В свою очередь, на другой условной шкале «мягкое вмешательство в хозяйственные процессы ↔ жёсткое администрирование» словаки были намного более авторитарны, особенно до 1998 г. В частности, в 1996 г. Чехия по индексу экономической свободы фонда “Наследие” занимала довольно почётное 14-м месте в мире, а Словакия — была лишь на 65-м.
Конечно, нельзя рассчитывать, что две суверенные страны, даже имевшие довольно длительный опыт совместного сосуществования в рамках единого государства, будут идти «плечом к плечу» на пути экономического развития, используя абсолютно идентичные методы и инструменты. С одной стороны, мировая практика предлагает столь большое разнообразие этих методов и инструментов практически для любой возможной ситуации, что ориентироваться только на некоторые из них, вероятно, не совсем правильно; другой стороны, даже унифицированные для восточно-европейских стран принципы Вашингтонского консенсуса не применялись с одинаковой эффективностью.
Взять хотя бы такой значимый принцип трансформации как либерализация отношений собственности, выражающаяся в приватизации и формирования институтов для последующих обменов правами собственности.
В целом, необходимость приватизации практически никем не оспаривалась ни в ЧСФР, ни в её «осколках»: мол, оказывает благоприятное влияние на рост эффективности экономики, позволяет минимизировать государственное участие в экономических процессах, ведёт к ускоренному созданию широкого слоя собственников и т.п. Правда, велись острые дискуссии о способах и темпах её осуществления. В итоге, ещё в чехословацком социуме приоритет был отдан механизму бесплатной массовой купонной приватизации. Впрочем, альтернативные механизмы (реституция и денежная приватизация) также применялись, но не столь активно.
Поэтому т.н. «малая» приватизация, охватившая торговлю, сферу услуг, малую и местную промышленность, и в Чехии, и в Словакии была реализована за счёт широкомасштабной программы безвозмездной реституции, в сжатые сроки и без представления льгот трудовым коллективам и иностранным инвесторам.
Этому способствовали принятые в 1990-ом г. законы «О переводе некоторой собственности государства на другие юридические и физические субъекты», «О реституции», созданные на федеральном и республиканском уровнях министерства приватизации, а также приватизационные комиссии на местах (85 – в Чехии и 38 – в Словакии). Общие поступления в фонд приватизации составили 27,6 млрд. крон (что на млрд. крон больше планировавшегося уровня).
С 1993 г. приватизация продолжилась уже с учётом специфики каждой из стран.
В Словакии процесс «большой» приватизации прошёл в несколько этапов, принципиально различавшимся по приоритетам и использованным приватизационным схемам.
Первая волна «большой» приватизации в Словакии началась в ноябре 1991 г., (т.е. ещё в период существования СЧФР), а к концу 1992 года, т.е. ко времени распада чехословацкой федерации, было приватизировано около трети предприятий словацкой промышленности. Она проводилась по единой модели: акцент был сделан на купонной (в российской терминологии — ваучерной) приватизации. Её суть состояла в том, что и чехи, и словаки получили купоны, которые можно было обменять на акции компаний по собственному усмотрению. Во главу угла были поставлены быстрота и массовость перехода имущества в частные руки.
Затем, получив самостоятельность, подходы к приватизации в Словакии были существенным образом трансформированы. Так, запланированная ещё до 1993 г. вторая волна ваучерной приватизации в независимой Словакии была отменена. Вместо этого приватизация пошла по пути продажи активов членам трудовых коллективов. Особые преимущества при этом получали менеджеры. Такой подход к приватизации, да это и не скрывалось, — позволял формировать национальную экономическую элиту, к тому же лояльную правительству В.Мечиара, постоянно конфликтовавшего с президентом и с парламентской оппозицией, а также избравшего линию на известную конфронтацию с Западом.
Следствием такого подхода стало, что предприятия начали скрывать информацию о своей деятельности, усложнять доступ к ней для для потенциальных зарубежных инвесторов. Приватизационные сделки осуществлялись почти исключительно в пользу национального капитала, с предоставлением инсайдерам значительных явных и скрытых привилегий[2].
Несколько десятков крупнейших государственных предприятий, представляющих газовую промышленность, электроэнергетику, телекоммуникации, оборонную индустрию и другие отрасли, правительством Мечьяра вообще были выведено за рамки приватизации.
Некоторые либеральные экономисты, характеризуя это период словацкой истории, отмечают, что эти действия не позволили стране получить достаточного объема стратегических инвестиций и замедлили ход реструктуризации экономики[3]. Однако, динамика экономического развития Словакии в период до 1998 г. — т.е. в период т.н. «мечиаризма», — демонстрирует очень высокие показатели (см.Таб. № 1). Это подтверждает авторский тезис о том, что главным источником экономического развития являются поступающие в экономическую систему ресурсы, а вопрос о национальной принадлежности этих ресурсов — иностранные или внутренние, — является вторичным. При В.Мечьяре государство активно участвовало в осуществлении широкомасштабных и дорогостоящих инвестиционных проектов, разрабатывались правительственные целевые программы в области жилищно-коммунального строительства, организации новых рабочих мест, развития инфраструктуры и т.п.
Безусловно, такая национально ориентированная политика не у всех вызывала понимание и поддержку. В марте 1994 г. В.Мечьяр под давлением обвинений коррупции в правительстве был вынужден уйти с поста премьер-министра. Новое новое правительство Йозефа Моравчика — главного оппонента В.Мечьяра и инициатора его отставки, попыталось реализовать обнародованный проходившей в Братиславе конференции ОЭСР по оказанию помощи словацким реформам новый план приватизации. Этот план предусматривал радикальное увеличение объемов выставляемого на продажу госимущества: в маленькой Словакии они оценивались в 250 млрд словацких крон (8,1 млрд долл.), что было вполне сопоставимо с чешскими показателями.
Ваучерный метод, в тех или иных вариантах испытанный по всей Восточной Европе, в новой программе сохранялся, но в заметно усечённом виде: на купоны можно было купить лишь треть треть неприватизированной до того момента государственной собственности, оценивавшейся в 60-80 млрд словацких крон (примерно 20-2,7 млрд долл.,); остальные ⅔ планировалось продать на аукционах. Правда, не особенно надеясь на активность зарубежных инвесторов, законодатели решили не мудрствовать лукаво и отменить необходимые ранее словакам при покупках госсобственности декларации о доходах[4].
Столь резкое расширение масштабов приватизации было встречено в стране неоднозначно. В какой-то мере, приватизация стала сложнейшей проблемой для правительства, грозившая к тому же расколоть саму правительственную коалицию. Так, с одной стороны, против радикальной приватизации выступала Демократическая левая партия ДЛП, наследница КПЧ, давшая правительству семерых министров; с другой стороны, проект был раскритикован и убежденными сторонниками «свободного рынка».
В конечном итоге разнородная коалиция, составленная Й.Моравчиком из демократов, коммунистов и социалистов, не смогла выработать эффективные механизмы для осуществления трансформационных реформ, несмотря даже на значительную поддержку со стороны Запада. И на декабрьских парламентских выборах 1994 г. победу одержало возглавляемое В.Мечьяром «Движение за демократическую Словакию». Поэтому линия на преференции словацкому бизнесу во время приватизации продолжалась до завершения парламентского цикла в 1998 г.
Пришедшее к власти правительство М.Дзуринды опять изменило подходы к приватизации, сделав приоритетными линию на докапитализацию приватизируемых объектов и фискальные интересы государства. В 2000 г. началась фактически тотальная приватизация, во время которой государство стало распродавать принадлежавшие ему пакеты акций инфраструктурных монополий и системообразующих банков, ранее выведенных из процесса разгосударствления с помощью «золотой акции». Доступ к стратегическим объектам вызвал всплеск интереса к приватизационным тендерам со зарубежных ТНК. Поступления от приватизации, конечно, способствовали положительной динамике экономического роста, но до показателей мечиаровского периода было далеко. По мнению М.О.Копытиной, именно на этом этапе (2000-2006 гг.) состоялся «реальный выход государства из активов производственной и финансовой сферы при его замещении стратегическими частными инвесторами»[5].
Чехии не наблюдалось столь резких колебаний приватизационного вектора, хотя (как и в Словакии) на начальных этапах отношение к иностранным инвесторам было достаточно настороженное, но оно изменилось значительно раньше, чем в Словакии. Всего за 1991-1997 гг. 83,6% государственного сектора в Чехии было приватизировано бесплатным переводом прав собственности, в том числе 65,82% методом купонной приватизации[6]. На реституцию пришлось 0,34%, на бесплатную передачу собственности муниципальным образованиям — 10,3%. Порядка 6 млн чешских граждан в короткие сроки стали частными собственниками. Общий доход от приватизации госсобственности составил 210 млрд. крон (примерно 7 млрд. долл).
В настоящее время доля частного сектора в ВВП обеих стран стабильно держится на уровне 80%.
Впрочем, отличия в моделях приватизации Чехии и Словакии интересны разве что для «клиометриков» (т.е. специалистов, занимающихся вопросами истории экономики), поскольку разные пути привели к одной и той же цели: построению рыночной экономики и последующим вступлением в ЕС. Формально это означает, что трансформационный период для обеих стран закончился. И дальше на первый план выходят уже вопросы не строительства, а функционирования рыночной экономики. Но здесь не всё гладко: функционирование экономик Чехии и Словакии в условиях членства в ЕС не является поступательным и безоблачным. Не наблюдается заметного сближения уровней жизни в Чехии и Словакии со средним по ЕС уровнем, причём вероятность это ничтожно мала. Проводимые в последнее время социологические опросы также показывают, что население обеих стран рассчитывало на значительно лучшие последствия трансформации.
И наконец: многие показатели, ранее имевшие позитивную коннотацию, в последнее время стали приобретать негативный оттенок. Особенно это относится к показателям, характеризующим приток иностранных инвестиций. Рассмотрим хотя бы общеизвестный тезис, что иностранные инвесторы чуть ли обязательном порядке будут внедрять на контролируемых ими предприятиях новые технологии и новые формы менеджмента, что будет способствовать росту производительности труда, снижению издержек производства, повышению конкурентоспособности производимых товаров. В принципе всё правильно, и опыт стран Восточной Европы, в том числе Чехии и Словакии, это подтверждает.
Но в то время очень редко ставились вопросы о согласовании национальных приоритетов развития с коммерческими интересами иноинвесторов. Считалось само собой разумеющимся, что вреда от иностранных инвестиций не будет. Внимание уделялось главным образом тому, насколько известные ТНК появлялись в той или стране. Чем солиднее был бренд, тем меньше обеспокоенности он вызывал. Например, Словакия, которая после 1993 г. получила в наследство только 20% чехословацкой промышленности (причём не самых передовых отраслей[7]), была кровно заинтересована в грин-филд инвестициях. Поэтому строительство крупных промышленных объектов с «нуля» с привлечением иностранного бизнеса, подавалось как крупное достижение властей. В результате в Словакии появилось собственное автомобилестроение (Volkswagen, Kia Motors, Peugeot)[8], значительно развились другие отрасли машиностроения (Whirlpool, Samsung Electronics, Sony, Mondi Business Paper и др.), химическая промышленность и фармацевтика.
В Чехии также появились известные мировые компании (в тои числе перечисленные выше), но они гораздо меньше занимались грин-филд инвестициями, ограничиваясь приобретением контроля над действующими предприятиями и их модернизацией.
Линия на повальное привлечение иноинвесторов привела к тому, что, например, в Чехии, в иностранной собственности ныне находится до 80% активов промышленности, а в отдельных отраслях эта доля ещё выше (97% в сфере телекоммуникаций, 94% — в химической промышленности, 93% — в производстве транспортных средств, 85% — в производстве электрических и оптических приборов и т.п[9].). Данные по Словакии менее подробны, но порядок цифр примерно такой же.
Следствием инвестиционных потоков в Чехию и Словакию стала включённость этих стран в производственные цепочки зарубежных и транснациональных компаний. Но как отмечает З.Кузнецова «Чехии не удалось стать «промышленным заводом» Европы[10]». Да, Чехия стала одним из ведущих производителей комплектующих для автомобильной промышленности, но такая однобокость делает её уязвимой от изменений конъюнктуры на европейском рынке и в какой-то мере на российском рынке (особенно в связи с введением санкций в 2014 г.).
К негативным моментам присутствия иностранного капитала можно отнести следующие: изменение конкурентной среды из-за «выторговывания» крупными иноинвесторами различных льгот; вытеснение национальных производителей с рынка; низкий уровень инвестиций в высокотехнологичны ее отрасли и НИОКР. На фоне полного отсутствия промышленной политики в обеих странах отраслевая структура чешской и словацкой экономики была преобразована исходя из интересов иностранных инвесторов. Похоже, что набирает силу ещё одна негативная тенденция, а именно: изменение структуры распределения полученной на чешской и словацкой территориях прибылях в пользу выплачиваемых дивидендов, тогда как доля реинвестируемой прибыли снижается.
В качестве небольшого штриха к вышеописанной картине можно осветить ситуацию в финансовой сфере Чехии и Словакии. В 1998 г. правительство Словакии приняло решение полностью открыть банковский бизнес для иностранцев. В результате почти вся банковская сфера сейчас находится в руках иностранных финансовых компаний[11]. В Чехии иностранный капитал контролирует 97% банковского сектора, 80% страхового рынка, 40% рынка ценных бумаг, 36% активов частных пенсионных фондов и 85% активов розничной торговли[12]. Фактически, основное направление деятельности финансовых учреждений в Чехии и Словакии — обслуживание иностранных инвестиций в экономику этих стран и работа на общеевропейском финансовом рынке.
Ещё одно различие между Чехией и Словакией — участие в зоне евро. Чехия пока не занимается этой проблемой, а Словакия вступила в еврозону в 2009 г. Но в какой-то мере этот шаг имел для страны довольно противоречивые последствия. Так, несмотря на ряд очевидных преимуществ (снижение валютных рисков, операционных расходов, повышение прозрачности цен и т.п.) имеется один, но серьёзный недостаток — фактическая утрата самостоятельности Национальным банком Словакии, вынужденным теперь ориентироваться не на национальные приоритеты, а на интересы ЕЦБ как выразителя кумулятивных запросов членов Еврозоны.
Отмеченные выше тенденции ведут к достаточно противоречивым выводам. С одной стороны, многие макроэкономические показатели обеих стран демонстрируют формальные позитивные сдвиги; с другой стороны, общий уровень конкурентоспособности Чехии и Словакии, судя по всему, снижается (см.Таб.№ 2).
Таблица № 2
Индекс конкурентоспособности Всемирного экономического форума (ВЭФ)
| 2005- | 2006- | 2007- | 2008- | 2009- | 2010- | 2011- | 2012- | 2013- | 2014- | |
| 2006 | 2007 | 2008 | 2009 | 2010 | 2011 | 2012 | 2013 | 2014 | 2015 | |
| Чехия | 29 | … | 33 | 33 | 31 | 36 | 38 | 39 | 46 | 37 |
| Словакия | … | … | 41 | 46 | 47 | 60 | 69 | 71 | 78 | 75 |
Источник: http://www.weforum.org/
Из данных таблицы смело можно сделать два вывода. Во-первых, разрыв между уровнями конкурентоспособности Чехии и Словакии постоянно увеличивается. Во-вторых, этот показатель в обеих странах имеет стойкую тенденцию к ухудшению[13].
Пока же можно с большей или меньшей степенью объективности оценивать итоги трансформационных процессов в Чехии и Словакии.
Следует констатировать, что и Чехия, и Словакия заметно приблизились к конечной цели переходного процесса — построению рыночной экономики и демократического общества. Автор не случайно говорит о неполной завершённости этого процесса, поскольку представления и о демократии, и о рыночной экономике постоянно эволюционируют, в результате чего поставленные в начале трансформационного процесса цели могут постоянно отдаляться, подобно тому, как это происходит при приближении к линии горизонта.
Также можно отметить, что в обеих странах была выбрана линия на т.н. «реформаторский эволюционизм», т.е. на неспешное, но последовательное продвижение к поставленной цели. Это позволило избежать некоторых ошибок и снизить градус социального недовольства при проведении реформ.
Дополнительные возможности для достаточно успешной трансформации в Чехии и Словакии были предоставлены высоким потенциалом индустриального развития, сформированным, однако, в период функционирования социалистической модели. Именно этот потенциал позволил обеим странам быстро перейти к стадии постиндустриального развития.
Вместе с тем, проблемность экономического развития в этих двух странах не исчезает. Это связано, как ни парадоксально, со вступлением в ЕС, а точнее с ориентацией на ту модель социально-экономического развития, которая проповедуется в Евросоюзе. Как показали события последнего времени либерально-рыночная модель хорошо работает в условиях постоянного возникновения новых рынков, но в случае замедления этого процесса начинаются определённые проблемы, тем серьёзнее, чем медленнее создаются новые рынки. Кризис 2008-2009 гг., и последовавшие за ним «волны» 2012, 2014-2015 гг. фактически формируют цепочку событий, крайне негативно воздействующих на европейскую экономику, и в том числе на экономику Чехии и Словакии. И здесь многое зависит от грамотных шагов властей обеих стран по определению приоритетов экономической политики и от горизонтов стратегического видения контуров будущего мировой экономики.
«Экономика зарубежных стран»
[1] Копытина М.О. Словакия / В кн.: Результаты трансформации в странах Центральной и Восточной Европы. Отв.ред. Н.В.Куликова.- М.: ИЭ РАН, 2013.- сс.279
[2] Там же
[3] Травин Д. Чехословакия: «изм» с человеческим лицом // Звезда.- 2004.- № 7
[4] http://www.kommersant.ru/doc/88939 (вывешено на сайт 17 сентября 1994 г.)
[5] Копытина М.О. Словакия / В кн.: Результаты трансформации в странах Центральной и Восточной Европы. Отв.ред. Н.В.Куликова.- М.: ИЭ РАН, 2013.- сс.280
[6] На инвестиционные купоны было обменено государственное имущество 1172 предприятий и организаций стоимостью 367,5 млрд. крон.
[7] Из заслуживающих упоминания предприятий можно отметить НПЗ Slоvnaft и металлургический комбинат в г.Кошице, впоследствии проданный американцам.
[8] В 2013 г. было даже произведено рекордное количество машин за всю историю Словакии (980 тыс.шт.).
[9] Кузнецова З.Н. Чехия / В кн.: Результаты трансформации в странах Центральной и Восточной Европы. Отв.ред. Н.В.Куликова.- М.: ИЭ РАН, 2013.- с.377
[10] Кузнецова З.Н. Указ. соч.- с.378
[11] М.Копытина указывает на 90% банковских активов страны в собственности зарубежных инвесторов (См: Копытина М.О. Указ.соч., с.281).
[12] Кузнецова З.Н. Указ.соч.- с.377
[13] Позитивные данные в отчёте ВЭФ за 2014-2015 гг. пока нельзя считать окончательными, поскольку отчёт вышел в сентябре 2014 г. и естественно не отразил последующие события (например, влияние санкций против России), а также последующих пересмотров показателей в следующих Докладах.